Громко заржала лошадь. Я посмотрел туда, где уэссексцы привязали своих коней к кольям, воткнутым в землю, чтобы те могли щипать воловик и кривоцветы. Сейчас благородные животные почему-то забыли о траве. Они раздували ноздри и беспокойно били копытами по гальке, громыхая камешками. Еще одно пронзительное ржание разорвало равномерный гул прибоя.

Уэссексцы беспокойно переглянулись.

— Взгляни, что их спугнуло, — бросил Херерик воину, стоявшему рядом с ним.

Тот кивнул и направился к лошадям.

— Виберт, иди с ним, — велел лысый.

Внезапно Гунвальд резко дернулся. Я еще крепче прижал нож ему к горлу, и он сдавленно вскрикнул.

— Не проверяй мое терпение, Гунвальд, — прошипел я.

Затекшие мышцы правой руки дрожали, по ним бегали мурашки, но Гунвальд понял, что упустил последний шанс освободиться.

— Во имя бороды святого Айдана, куда они запропастились? — вдруг сказал Херерик, наблюдая за мной глазами, полными ненависти.

Я успел забыть о тех двоих, что ушли проведать лошадей. На солончак опустилась темнота. Лишь галька у кромки прибоя была тронута светом звезд. Лошади теперь стояли тихо.

Один уэссексец махнул в сторону коновязи, спрашивая разрешения Херерика. Как только урод кивнул, несколько воинов подхватили щиты и побежали вверх по склону. Остальные продолжали стоять. Они глядели на нас и ожидали, когда Гунвальд или Херерик скажут им, что делать.

— Ярл Сигурд?.. — тихо спросила Кинетрит.

Но я не ответил, полностью сосредоточившись на том, чтобы держать лезвие у горла Гунвальда и обхватывать его за грудь другой рукой.

— Херерик, здесь никого нет! — донесся сверху голос воина.

— Что ты хочешь сказать, приятель? — крикнул лысый, в голосе которого прозвучала тень страха.

Вдруг рядом с уэссексцами с глухим стуком упал камень. Они обернулись на звук, и тут в спину Херерика вонзилось копье. Он вскрикнул, повалился на колени, а затем рухнул на живот, продолжая вопить. Англичане, снявшие щиты, присели на корточки и обменивались встревоженными восклицаниями. Умирающий Херерик валялся на гальке и кричал от боли. Я подумал, какие же они глупцы. Этим людям, объятым паникой, и в голову не пришло выстроить стену щитов. Они испуганно сидели на корточках на земле, сжимая оружие в трясущихся руках. Тут в темноте раздался еще один крик, пронизанный болью. Испуганные взоры обратились на Гунвальда, но предводитель ничем не мог помочь своим людям. Я с такой силой надавил ему на гортань, что он едва дышал.

— Пошли, Гротгар, — сказал какой-то англичанин и оскалился.

Двое мужчин поднялись с земли и направились ко мне. Я понял, что они собрались нас прикончить. Но тут Гротгар вдруг крутанулся и упал, зажимая руками лицо. Из его щеки торчала костяная рукоятка ножа. Раненый завопил, захлебываясь кровью. Его товарищ низко пригнулся и поспешил отступить в тень.

— Ворон, кто все это делает? — пробормотала Кинетрит, схватила копье и шагнула к кричащему уэссексцу.

— Оставь его, — сказал я.

Его вопли, а также стоны Херерика пугали англичан. Пока головы этих людей будут заполнены страхом, в них не останется места для здравого смысла. Такой ужас был объясним. На солончак пришла смерть, бесшумная, но беспощадная.

Однако теперь к нам возвращались те воины, которые ушли проведать лошадей. Они шли сомкнутым строем, выставив перед собой щиты. Те трое, что сидели на корточках на земле, увидели живую стену и медленно поднялись на ноги, переглядываясь между собой, стараясь подбодрить друг друга.

— Кинетрит, нам нужно двигаться, — сказал я и попятился назад, увлекая за собой Гунвальда.

Девушка кивнула. Тут я увидел тень. Она пролетела мимо какого-то уэссексца, и тот без звука повалился на землю.

— Флоки, — прошептал я, не в силах сдержать улыбку даже перед лицом надвигающихся англичан, а потом спросил: — Гунвальд, ты готов преклонить колени перед своим богом?

Затем я полоснул его ножом по шее, отшвырнул труп, шагнул к девушке, поднял меч и крикнул:

— Кинетрит!

Она кинула мне копье. Я метнул его в одного из англичан, но тот увернулся, и оно пролетело мимо.

Тут рядом со мной появился Флоки Черный, без щита, перепачканный кровью. Он был босиком. Наверное, именно благодаря этому норвежцу удавалось передвигаться среди англичан бесшумно, как дуновение ветра, и разить их наповал.

— Где Сигурд? — спросил Флоки, бросая свирепый взгляд на англичан, приближающихся к нам.

— Был бой. Больше я ничего не знаю.

Флоки посмотрел на меня. Сквозь черную бороду проступили острые линии скул и подбородка.

— Спасибо, Флоки, — продолжил я, и он склонил голову. — Ты мог бы остаться невидимым духом, охранять серебро ярла Сигурда…

— И смотреть со стороны, как эти ублюдки расправляются с членом братства? — спросил Флоки, сверкнув зубами в отраженном свете звезд.

Я поморщился и взял Кинетрит за руку.

— Есть какие-нибудь мысли, брат?

Флоки сплюнул в сторону уэссексцев, которые воспрянули духом, увидев наконец своего врага.

— Спроси у девчонки, умеет ли она плавать.

Я обернулся и посмотрел в сторону моря.

Кинетрит, должно быть, все поняла, пожала мне руку и сказала:

— Я готова.

Уэссексцы были уже в двадцати шагах от нас.

— Пошли! — крикнул я.

Мы развернулись, побежали в набегающий прибой, вошли в воду по грудь и двигались дальше, пока мои ноги не потеряли песчаное дно. Еще немного, и кольчуги утянут нас вниз. Мы утонем. Я попытался объяснить это Флоки, но мне в рот плеснула соленая вода. Я поперхнулся, и тут рядом с нами в воду плюхнулось копье. Флоки схватил меня за волосы и указал на одинокую скалу, торчащую из воды, будто зуб.

— Кинетрит, сможешь доплыть вон туда? — спросил я, не зная, смогу ли сам это сделать.

Девушка молча кивнула. Ее мокрые волосы прилипли к голове, белки глаз блестели.

— Будем надеяться, Ран спит, — пробулькал я.

Кинетрит помогала мне больше, чем я ей, но крохотный островок медленно приближался.

Мы вскарабкались по камням, скользким от водорослей, и без сил распластались на скале. Прибой размеренно накатывался на островок и отступал назад. Руки и ноги Кинетрит, ободранные об острые ракушки, были покрыты водой, смешанной с кровью. Я посмотрел в сторону берега, на белую неровную полосу прибоя. Земля была окутана покрывалом темноты.

— Теперь выродки нас не видят, — сказал я и снова взял Кинетрит за руку.

Над водой летели крики уэссексцев. Они доносились до нас, однако громче не становились. Это означало, что наши враги оставались на месте.

— Если эти свиньи приплывут сюда с луками, то нам придется придумывать что-то другое, — пробормотал Флоки.

Шлем он оставил на берегу и сейчас спокойно расплетал косы, выжимая воду из черных прядей. Мы с Кинетрит дрожали в темноте.

— Флоки, после всего того, что ты с ними сделал, они не будут торопиться нас преследовать, — сказал я, надеясь, что это правда.

— А я был хорош, да? — впервые на моей памяти по-мальчишески улыбнулся скандинав.

— Ты заставил их изрядно наделать в штаны. — Я похлопал товарища по плечу, скрытому мокрой кольчугой.

Кинетрит трясло от холода.

— Ты же замерзла, — сказал я и положил руку ей на спину. — Можно?

Девушка кивнула. Я принялся с силой растирать ей спину, а затем руки, пытаясь вернуть хоть какое-то тепло в тело.

— Нам нужно вернуться на сухое место, причем до восхода солнца, — сказал Флоки.

Он был прав. При свете дня уэссексцы обязательно нас увидят и приплывут на лодках. К тому же существовала опасность, что в полный прилив островок погрузится под воду. Тогда мы просто утонем.

Поэтому нам пришлось снова собираться с силами. Мы настроились, соскользнули со скалы обратно в холодное море и какое-то время то ли плыли, то ли брели к берегу. Нам пришлось следить за тем, чтобы шум прибоя оставался справа, и брести вдоль тени береговой линии. В конце концов мы завернули за маленький скалистый мысок, за которым уже не слышались голоса уэссексцев и не виднелись их факелы. Только тогда мы выбрались из пены на гальку и направились через солончаковое болото на высокое сухое место, надеясь найти там укрытие.