Торгильс кивнул, положил руку на плечо Торлейку и заявил:

— Один благоволит дерзким. Он с нами, кузен. Его радует то, что мы скоро возвратимся в родные края с английским серебром и прославим его, Торлейк. — Он оглянулся на Глума, гордо стиснувшего рукоятку меча. — Как это должен был бы сделать Сигурд.

Торлейк снял со спины круглый щит и взял его в руку, готовый отразить удар. Мы стали подниматься по неглубокой расселине, не тронутой лучами солнца, к хижине, которая должна была стать нашим укрытием на эту ночь. О валлийцах никто не вспомнил.

Торлейк вышел из хижины по малой нужде, тут же ворвался обратно и навалился на старую дверь.

— Глум, там люди! — прошептал он. — Или волки.

При слабом огоньке сального светильника я увидел страх, вспыхнувший в глазах Глума. Он решил, что Сигурд нашел нас.

— Что ты там увидел, кузен? — прорычал изменник, поднялся и взял свой круглый щит, прислоненный к стене хижины.

Легкий ветерок со свистом врывался в щели между досками, откуда вывалилась растрескавшаяся замазка. Кинетрит зябко поежилась и передвинулась ближе к Веохстану.

— Там темно, как в заднице сарацина. Я ничего не увидел дальше своего члена, — сказал Торлейк, нахлобучивая шлем. — Но они там, это точно. Им известно, что мы здесь. Видит Тир, я едва не помочился на одного из них.

Он расправил широченные плечи и схватил копье.

— Ненавижу эту землю! — пробормотал Глум, тоже хватаясь за копье.

Через считаные мгновения трое норвежцев были вооружены и готовы к бою. В кольчугах и шлемах, с копьями и круглыми щитами с железными накладками, покрытыми вмятинами и зазубринами, они были похожи на угрюмых богов войны.

— Глум, дай нам оружие, — сказал я, поднимаясь на ноги и протягивая стянутые веревкой запястья. — Мы будем сражаться вместе с вами.

Глум устремил на меня взгляд черных глаз, и мне показалось, что он собрался меня убить. Но кормчий «Лосиного фьорда» разрезал путы и протянул мне копье. Этот предатель оставался скандинавским воином и потому не мог отказать мне в месте в Валгалле, где я пил бы мед среди тех, кто пал в битве.

Я оглянулся на англичанина Веохстана.

— Только ты, Ворон, — сказал Глум, повернулся ко мне спиной и направился к двери.

В этот момент я мог бы убить изменника, пронзить его же собственным копьем. Но я тоже был скандинавом. Мой бог наблюдал за мной.

Глум пинком распахнул дверь настежь. Мы вчетвером вышли в темноту. Там ничего не было. Ни звуков, ни силуэтов, движущихся подобно духам, лишь заросли дрока, отражающие скудный свет, ласкающий землю в эту ночь.

Торгильс рассмеялся, повернулся к Торлейку и воскликнул:

— Ты испугался собственного члена, здоровенный ублюдок!

Тотчас же раздался глухой стук. Торгильс крякнул и пошатнулся. В его груди торчала стрела. Мне показалось, что вереск внезапно вскочил и с криками набросился на нас, но чавкающий удар меча Глума, нашедшего цель, сообщил нам, что наши враги состояли из плоти и крови. Их можно было убивать. Торлейк и Торгильс метнули копья, вскинули щиты и принялись размахивать длинными мечами, встречая каждый удачный удар торжествующими криками.

Жажда битвы опьянила меня. Я ринулся вперед с копьем наперевес и вонзил его в чье-то плечо. Мои глаза быстро привыкли к темноте. Я увидел негодяев такими, какими они были. На нас наседали жилистые воины с перепачканными грязью лицами, грубыми мечами и маленькими черными щитами. Двое навалились на Торлейка. Они рычали как собаки, раздирали его когтями и железом. Глум разрубил врага от плеча до бедра, взревел, но его меч застрял в теле, и двое воинов с черными от грязи лицами пронзили его копьями. Глум закричал от боли. Я развернулся, бросился в хижину, где в темном углу ждали конца связанные Веохстан и Кинетрит, и перерезал веревки наконечником копья.

— Бегите! — крикнул я и обернулся к воину с черным щитом, с рычанием ворвавшемуся в дверь.

Я издал громкий вопль, насквозь пробил копьем щит, погрузил наконечник в грудь и повернул его, перед тем как выдернуть. Я выскочил на улицу и увидел, как на Торгильса обрушился град стрел. Они с глухим стуком отскакивали от его шлема и щита. Торгильс ревел и убивал. Веохстан выхватил меч из руки погибшего Глума, ткнул им врага в лицо и тотчас же отбил удар копья. Торлейк упал, на последнем выдохе призывая Одина. Пронзительно вскрикнула Кинетрит. Этот звук вспорол ночь острым ножом, и вдруг, словно по волшебству, черные щиты исчезли. Я упал на колени, жадно глотая воздух. Веохстан громко взревел, проклиная своего Иисуса и всех святых.

Черные щиты пропали. Вместе с ними исчезла и Кинетрит.

— Валлийские ублюдки! — воскликнул Веохстан и плюнул на труп.

Он расстегнул на мертвом Торгильсе пояс и стащил кольчугу с его израненного тела. Сквозь прореху в облаках звезды отбрасывали серебристый свет на девятерых убитых валлийцев, валяющихся вокруг изуродованных трупов Глума, Торгильса и Торлейка. Мы с Веохстаном молча забрали у убитых кольчуги, шлемы и оружие, в том числе два валлийских дротика, а также тяжелые скандинавские копья. Затем, в доспехах, скользких от остывающей крови, мы повернулись лицом друг к другу. Прореха в облаках затянулась, звезды скрылись, земля погрузилась во мрак.

— Иди сюда, норвежец, — бросил Веохстан, расставляя ноги пошире и поднимая круглый щит. — Мы с тобой еще не закончили.

— Ты хочешь умереть сейчас или после того, как мы отобьем Кинетрит у этих валлийских подонков? — спросил я.

Веохстан уже угрожающе надвигался на меня, но, услышав эти слова, остановился.

— Ты собираешься отправиться следом за ней? — спросил он.

Даже в темноте я разглядел у него в глазах недоверие, даже ненависть, медленно опустил щит и сказал:

— Я хочу вернуть книгу, Веохстан. У двух мечей шансов больше, чем у одного. Твоя смерть может подождать, пока мы оба не получим то, что хотим.

Он поднял два копья, с силой вонзил их в землю, шагнул вперед и схватил меня за руку. Его губы скривились, черные глаза сверкнули под козырьком шлема. Теперь, вооруженный, готовый к бою, англичанин стал другим. Я понял, что он прирожденный боец не хуже меня.

Мы закинули щиты за спину, взяли копья. Веохстан обратился с молитвой к Белому Христу, поэтому я тоже пробормотал несколько слов Одину, имя которого означает «неистовство». Затем мы побежали на запад по холмам, покрытым зарослями вереска.

Мы понятия не имели, куда увел свою добычу отряд валлийцев, но были свободны и двигались. Нас гнали вперед мысли об отмщении.

Глава тринадцатая

Мы немного отдохнули среди вереска и проснулись, как только горизонт на востоке тронула первая розовая полоса. Я чувствовал себя опустошенным, голодным и замерзшим, стряхнул с доспехов утреннюю росу и представил себе, каково сейчас Кинетрит. Если, конечно, она еще жива.

— Смотри, Ворон! — окликнул меня Веохстан.

Я как раз отошел в сторону по малой нужде, обернулся и увидел, что он указывал на запад. Вдалеке виднелись высокий земляной вал и частокол, возведенные Оффой, предыдущим королем Мерсии во время войн с валлийскими государствами Поуис и Дивед. Наверное, потребовалось много лет напряженного труда, чтобы построить эти укрепления.

— Да ты смотри не на вал, слепой ублюдок язычник. Вон там, где-то в миле от насыпи!.. Теперь видишь?

Я покачал головой, но затем разглядел серое пятно на фоне светлеющего неба.

— Ублюдки завтракают, — добавил Веохстан, и его красивое лицо скривилось в зловещей усмешке.

Я натянул штаны и прикоснулся к амулету Одина, висящему на шее.

— Мне тоже надо бы перекусить, — сказал я, закидывая щит за спину.

Мы не могли знать, сколько там было валлийцев, однако уже одно то, что они не побоялись разжечь костер, позволяло сделать вывод, что эти люди чувствовали себя достаточно уверенно. Похитители Кинетрит никак не могли предположить, что всего два человека двинутся по их следу. В этом заключалось наше преимущество, ибо мы были не просто людьми, но воинами. Со мной шел мой бог, вдохновитель войны.