С предыдущей ночи береговая линия состояла лишь из острых камней и голых скал. Если ветер переменится и задует с юга, то оба корабля разобьются об эти негостеприимные утесы. Мы схватили весла, согнули спины и стали уходить в открытое море, борясь с набегающими волнами. Они оказались такими высокими, что мое весло то и дело вгрызалось лишь в шапку белой пены на гребне.
Надвигалась ночь. Сигурду предстояло принять решение, которое предопределило бы нашу судьбу. Нам нужно было отойти от скалистого побережья, но не слишком далеко. Мы могли заблудиться, ибо сплошные тучи затянули звездное небо. Кормчие были вынуждены вести дракары вслепую.
Снасти хлестали вправо и влево, словно ветер налетал одновременно со всех сторон. Я в который раз зацепил лопастью весла пенистый гребень волны и оглянулся через плечо на далекие скалы. Тут нос «Змея» взлетел к небу. Корабль заскрипел, вздыхая, словно говоря: «Не оглядывайся, Озрик. Здесь и сейчас мы одни. Нет ни земли, ни укрытия, только дерево, гвозди и человеческая плоть».
— Если мы уйдем в море еще дальше, то потеряем землю из вида! — крикнул Улаф, перекрывая свист ветра. — Сигурд, мы не можем знать, в какую сторону направляется шторм! Нам придется прокатиться на дочерях Ран.
Дочерьми Ран были волны. Когда нос «Змея» ударял по одной из них, она перехлестывала через борт, била в лица и жалила глаза.
Сигурд нахмурился. С его волос и бороды капала соленая вода. Если он примет неверное решение, то все его люди утонут. Может, скандинавы и боялись, но не показывали этого. Кто-то призывал своих любимых богов, черноволосый Флоки с вызовом предлагал Ньорду, Повелителю морей, разыграться в полную силу, но соседи ругали его последними словами и призывали замолчать. Мы гребли изо всех сил, словно мышцы и сухожилия могли противостоять могуществу ветра и волн. Вода пробивалась в отверстия для весел, да и сами они грозили вот-вот сломаться под напором волн. Дождь и морская вода промочили нас насквозь. Соль жгла мне лицо, и я никак не поспевал грести вместе с остальными.
Оглушительный раскат грома заполнил весь мир.
— Достаточно, ребята! Убираем весла! — крикнул Сигурд. — Эрик, передай сигнал Глуму. Мы отдаемся на волю волн. — Ярл указал на масляный светильник в кожухе из полого рога.
Эрик кивнул, вытер дождь с лица и неловко, хватаясь за скамьи, перебрался на подветренный борт «Змея». Мы убрали весла, закрыли отверстия в бортах кожаными затычками и приготовились испытать на себе гнев Ньорда. Внезапно я поймал себя на том, что завидую Эрику, получившему задание, которое отвлечет его мысли от страха.
— Уберите щиты! — крикнул Сигурд.
Я поднялся на ноги, и как раз в этот момент нос с головой дракона взметнулся вверх. Я налетел на скамью, упал, больно ударившись головой о деревянный шпангоут.
Еще одна молния расщепила ночь, прогремел гром. Эльхстан, находящийся рядом со мной, издал долгий утробный крик. Он вцепился в верхнюю доску обшивки «Змея» и уже походил на утопленника. Я валялся в плещущейся лужице морской воды, и тут что-то ударило мне в грудь. Это оказался кусок веревки, пахнущей дегтем.
— Привяжи старика к мачте, иначе его кости смоет за борт! — крикнул Свейн Рыжий.
Он с трудом держался на ногах, но раскатывал запасный парус, чтобы прикрыть маленький трюм у основания мачты.
— Переговори с Одином, Отцом всех! — добавил рыжебородый гигант, и у него на лице появилось подобие улыбки. — Скажи ему, что я плохо плаваю.
Ветер срывал с гребней волн белую пену, корабль скрипел и стонал. Эльхстан стоял на трясущихся ногах, тщетно стараясь приноровиться к качке.
Я с трудом добрался до него, обхватил его и крикнул прямо в ухо:
— Пойдем, старик. Ты не покинешь этот дракар без меня.
Он послушно кивнул, и мы кое-как доковыляли до мачты. Я, отчаянно моргая, чтобы прогнать из глаз жгущие соленые брызги, усадил Эльхстана на кильсон и примотал его к мачте. Когда я завязал узел, старый мастер положил ладонь мне на щеку.
— Мы пройдем через все это! — крикнул я и схватил беднягу за тощее запястье.
У меня в груди поднималась горячая тошнота, голова кружилась, перед глазами все плыло.
Сигурд развернул большой прямоугольный парус. Они с Улафом сражались со снастями, двигались в гармонии с кораблем. Мне казалось, что эти люди останутся стоять, даже если «Змей» перевернется вверх килем. Вместо того чтобы противостоять ветру, норвежцы пытались его запрячь, но у них ничего не получалось.
Я вытер мокрое от дождя лицо и попытался рассмотреть «Лосиный фьорд». Второй корабль то поднимался на тридцать футов над нами, то опускался так же сильно. Мореходы казались деревянными фигурами, вырезанными на палубе, а сам корабль напоминал игрушку в руках бога.
— Нет, Дядя! — проревел Сигурд, перекрывая ветер. — С этим штормом нам не справиться! Убираем парус, пока нас всех не выплеснуло, как прокисший мед!
— Да, «Змей» развалится на части! — согласился Улаф, сражаясь с парусом.
Теперь, со спущенным парусом и без весел, мы остались беспомощными.
— Сигурд вверил «Змей» девам судьбы! — крикнул через плечо воин по имени Аслак, цепляясь за скамью. — Теперь наше будущее в руках норн.
Все скандинавы держались одной рукой за сундук со своими пожитками, а другой — за борт, ожидая, какое будущее сплетут для них норны, если они вообще что-нибудь сплетут. Да, все, кроме Сигурда. Шатаясь, он прошел по «Змею» от носа до кормы, опуская руку в промокший кожаный мешочек и давая каждому воину по монете. Те благодарно кивали и прятали деньги где-нибудь в одежде. Ярл прошел мимо Эльхстана и остановился передо мной. Я поднял взгляд, стараясь не обращать внимания на завывание ветра и рев грома в ушах.
— Я даю своим воинам золото на тот случай, если сегодня ночью мы будем спать в царстве Ран, на дне моря! — крикнул Сигурд, и его лицо скривилось в гримасе, которую можно было принять за улыбку. — Богиня принимает к себе только тех, у кого есть золото. Сегодня она, похоже, закинула свои сети. Ран — жадная сучка, не так ли, эй, Асгот? — окликнул он старого годи.
Тот прокричал что-то в ответ и воздел руки к небесам. Сигурд недобро усмехнулся и вдруг схватился за борт. «Змей» со всего хода налетел на огромную волну. Его нос с головой дракона на мгновение поднялся вверх, кивнул богам и тотчас же устремился вниз, к царству злобной Ран и ее залу, озаренному блеском золота утонувших мореходов.
— Вот, держи, парень. — Сигурд снял с шеи амулет с одноглазым Одином и надел кожаный шнурок мне на шею. — А теперь напомни Отцу всех, кто ты такой! — крикнул он. — Попроси пощадить нас, чтобы мы смогли сотворить великие дела во славу его!
Единственными красками в грозном черном мире были голубые глаза Сигурда и белые пенящиеся гребни девяти дочерей Ран.
— Если Один послушается, то я тебя освобожу! — проорал Сигурд. — Если нет — отдам Ньорду!
Я промок насквозь, дрожал, не мог пошевелиться. Я потрогал резную фигурку, висящую на шее, и подумал, видят ли Христос и его ангелы этот языческий амулет. Вульфверд утверждал, что Христос замечает все.
— Не могу, мой господин! — воскликнул я, сглотнул рвоту, подступающую к горлу, ухватился обеими руками за борт «Змея», перегнулся и сплюнул мерзкую желчь в море. — Один не станет меня слушать!
Уверенно держась на ногах, Сигурд выхватил свой длинный нож и поднял его так, чтобы он был виден всем воинам. Я не мог оторвать взгляд от лезвия, сознавал, что оно сейчас перережет мне горло, но все же тело отказывалось мне подчиняться. Какое-то мгновение ярл сверлил меня голубыми глазами, затем развернулся, схватил одной рукой Эльхстана за волосы, откинул назад его голову, а другой приставил нож старику под подбородок.
— Оставь его! — крикнул я, схватив Сигурда за руку.
Тот лишь удивленно уставился на меня, хотя запросто мог бы отпихнуть.
— Ты не посмеешь его тронуть! — сказал я, судорожно сжимая запястье предводителя.
Мне казалось, что нельзя отпускать руку ярла. Это означало бы для меня смерть.